Интервью корреспонденту интернет-журнала Esquire (esquire.ru) Марии Куреша.
Когда вы впервые прочитали «Гарри Поттера»?
В 2000-м году — книгу мне прислала подруга из Америки. Ее муж работал в России — он привез «Гарри Поттера» в подарок. Помню, легла с книжечкой на диван и так с него и не встала, пока не дочитала.
Английский вы в школе выучили?
Нет, в школе я учила немецкий. Английским я занималась с репетитором, которого мне взяли родители.
А желание стать переводчиком когда появилось?
Вообще по образованию я инженер-математик, закончила МИИТ. После университета несколько лет переводила научные тексты для Академии наук, а потом устроилась менеджером в контору, торговавшую компьютерами и программным обеспечением, — и начала делать для них переводы инструкций и прочих технических вещей. Начальник этой фирмы тоже знал английский — и стал приносить мне свои любимые книги. Ему очень нравился Дуглас Адамс — а я обычно поддаюсь, если кто-то хвалит книгу. Я прочитала «Автостопом по галактике» и начала его переводить, чтобы читать семье вслух. Потом случился 1998-й год, меня уволили, и муж мне сказал: «Хватит искать работу, давай-ка ты будешь переводчиком». Не в том плане, что я должна. Но что могу, если хочу.
Я тогда понятия не имела, что это за профессия — просто переводила, как есть. Потом заметила, что повторяю многие слова, и начала переписывать, использовать синонимы, избавляться от несвойственных русскому языку конструкций с нагромождением придаточных. В общем, это был ученический перевод. «Гарри Поттер» шел уже совсем по‑другому.
«Гарри Поттера» вы тоже поначалу для мужа и сына переводили?
Да. Мне сейчас кажется, что это действительно было колдовством: я прочитала книгу в один присест, а на следующий день обнаружила себя за большим компьютером. Хотя Никите (сын Марии Спивак. — Esquire) тогда было 13−14 лет, и он уже мог, пожалуй, читать по‑английски. Поэтому в моей версии он знает только первую книжку. После никаких моих переводов, книг и рассказов он не читал. Стесняется.
Чего стесняется? Боится, что не понравится, и от этого будет неловко?
Не знаю. Стесняется. Я же ему мама, а не переводчик. Хотя он помогал мне в переводе последней пьесы (речь идет о пьесе «Гарри Поттер и проклятое дитя». — Esquire).
А любительские переводы «Гарри Поттера» делали ведь не только вы?
Да, в интернете было много переводчиков, мы между собой соревновались в скорости — для нас это была по‑настоящему веселая игра. Муж пытался отдать мой перевод в издательство, а когда его не взяли — создал сайт НИИ «Гарри Поттер», где размещал эти тексты. Он делал сайт один, хотя презентовал его как серьезный проект с большим количеством людей, которые якобы над ним работают. Муж зачитывал мне комментарии — тогда меня очень хвалили, конечно. По три тысячи человек приходило на сайт, и все писали какие-то ликующие послания, какая я молодец. Естественно, это подбадривало. Но, на самом деле, единственной настоящей моей любовью была только первая книга. Дальше народ начал требовать, и я переводила для них — деваться некуда. Я же не знала, что у этой истории будет какое-то продолжение.
То есть любовь у вас была только к первой книге? А к остальным?
О нелюбви речи не идет. Меня очень долго устраивало вообще все, что там есть. Потом, книге к четвертой, вышел фильм — и сама Роулинг под давлением стала принимать определенные решения. И эти моменты меня немного огорчали. Но, опять же, я не очень-то читала, я переводила. А когда ты видишь книгу вот такой толщины, над которой тебе долго сидеть за компьютером, любви особой не будет — это не то же самое, что полежать на диване, а потом пойти гулять.
Поначалу «Гарри Поттер» был просто книгой, а теперь это культ, «хэррипоттерия». Ни одна другая книга настолько не повлияла на жизнь людей
Да и вообще, я фэнтези никогда не любила. Сначала «Гарри Поттер» был просто сказкой, а потом началась эта повышенная детальность — героям стали сочинять биографии. Роулинг, например, сказала, что Дамблдор был геем. Ну, зачем это в детской книжке? Как-то это уже становится не так интересно.
А сколько времени ушло на перевод «Философского камня»?
Точно не скажу, но не много, около трех-четырех месяцев. Я не то чтобы набросилась — были и другие дела. Некоторые вещи придумывались на ходу — удачно и не очень.
Понимаете, поначалу «Гарри Поттер» был просто книгой, и с ним надо было вести себя как с книгой: во многих странах переводили имена, как это сделала я, потому что они говорящие. Так было до некоторого момента, а потом «Гарри Поттер» стал… Вот до сих пор не понимаю, что это. Это что-то уникальное. И книга, и кино, и компьютерная игра, и культ поклонения — все это хэррипоттерия. И аналогов у этого явления нет, на мой взгляд, — ни одна другая книга настолько не повлияла на жизнь людей во всем мире.
Теперь-то и у меня другое мнение насчет имен. Теперь мне кажется, что они должны быть такие, как в оригинале. Но всемирного культа я предвидеть не могла, а потом уже было глупо переобуваться. К моменту, когда «Махаон» решил издать мой перевод, я уже совсем не думала об этой истории. За седьмую книгу я взялась под большим давлением тех, кто привык к моему стилю. Это чувство можно сравнить с браком: первый год с человеком не похож на тридцатый, а любовь от страсти не похожа на любовь за деньги.
Сейчас для вас «Гарри Поттер» — коммерческая история?
Нет, это не так. В 2013 году, когда «Росмэн» перестал владеть эксклюзивным правом на «Гарри Поттера» в России, издательство «Азбука-Аттикус» предложило издать мой перевод. Я отказалась, потому что меня не устроила жесткая редактура — когда редактор считает себя важнее меня. Это слишком дорогая для меня вещь. Меня вообще редко редактируют, поэтому я капризная в этом плане. Через полгода ко мне пришел «Махаон» с намного лучшими условиями («Махаон» входит в издательскую группу «Азбука-Аттикус». — Esquire). Они сказали, что оставят все, как есть. Такой уважительный подход меня устроил, ведь для меня самое главное — чтобы меня не обижали. Плюс редактора назначили очень хорошего: Настя Корзунова очень умная, видит недочеты, как компьютер. Я спокойно доверила ей текст и разрешила менять очень многое: буквально два названия попросила не трогать, а все остальное — пожалуйста.
Какие два названия?
Я попросила оставить «муглов». Мне кажется, оно лучше передает смысл. В этом слове есть пренебрежение — в отличие от слова «магл», фонетически схожего с «магом». Роулинг придумала термин muggle во времена, когда ни о какой политкорректности не было и речи, это слово пропитано высокомерием (muggle — производное от mug, что на британском сленге означает «глупый человек, которого легко обмануть». — Esquire) И, мне кажется, что по‑русски «муглы» куда лучше передают это отношение. По крайней мере, мне так казалось тогда. Сейчас мне все равно. Хотите «маглов», берите «маглов».
А второе?
Огрид, а не Хагрид, потому что в имени Хагрид есть что-то харкающее. А Огрид — немножко огр.
Имена и названия вы придумывали сами или с кем-то советовались?
В основном сама. Они достаточно легко придумывались, но бывало и так, что на некоторых я застревала. И тогда мы с мужем ложились спать с мыслью об этом имени — и думали, думали. Но ему редко что-то удачное приходило на ум.
Не помните, с какими именами были сложности?
Было сложно с пером Риты Вриты. В оригинале это Quick-Quotes Quill, а я назвала его принципиарным («Прытко-Пишущее перо» в переводе Росмэна. — Esquire). Мы долго думали и придумали много хорошего, но все было не то. В итоге смысл получился немного другой, но, мне кажется, русскому человеку такая игра слов понятна, как никому другому.
А что насчет улицы, где жили Дурсли? Фанаты сильно придираются к вашему варианту.
Почему Бирючинная? Удивительное рядом. В оригинале она называется Privet Drive, с английского privet переводится как «бирючина» — это типичное растение для Англии, классическое такое, скучное, но очень устойчивое. В «Росмэне» они назвали улицу Тисовой — совершенно непонятно, по какой причине. Это меня изумляло всегда.
Фанаты предлагали альтернативный вариант: не переводить названия улиц вообще. Вы бы сейчас как поступили?
Улицы, пожалуй, я бы все же переводила. Все-таки надо, чтобы был понятен контекст: на английском говорят далеко не все. В общем, тут много спорных моментов. Например, у меня директора зовут Думбльдор. Имя оставила редактор, так как считала, что оно звучит лучше Дамблдора — намек на шмеля, который гудит (имя Dumbledore происходит от английского bumblebee. По словам Роулинг, она дала персонажу такое имя из-за его страсти к музыке: она представляла, как он ходит и напевает себе под нос. — Esquire). А я согласилась, потому что у Думбльдора был предмет, который я назвала «дубльдум» (в переводе «Росмэна» — омут памяти; в оригинале — pensieve. Это слово в свою очередь происходит от английского pensive(вдумчивый) и имеет латинские корни: pensare означает «думать». — Esquire). С Дамблдором пришлось бы как-то по‑другому его называть. Это единственная причина, почему я разрешила оставить Думбльдора. А так я думала: пускай будет, как привыкли люди.
Вы наверняка знаете, какие споры были в интернете по поводу имен…
Я далеко не все знаю, но что-то знаю. Невозможно не знать, когда на телефон получаешь «сдохни, сволочь».
Серьезно?
Да, мне угрожали, хотели убить. А я же верю в такие вещи, начинаю бояться. Что касается имен: в свое время мой перевод был логичен. А теперь они [фанаты] в некотором роде правы, потому что «Гарри Поттер» — это целый мир, и лучше, чтобы все звучало одинаково. Я уже даже говорила со своим издателем, что вообще было бы неплохо издать серию снова, но поменять имена. Я, конечно, за это уже не возьмусь, но если бы редактор взялся, то почему нет? Я не понимаю, почему это все так сложно. Раньше могло выйти хоть сколько угодно переводов — как с «Алисой в стране чудес» или «Винни-Пухом». Может быть, и с «Гарри Поттером» решатся. Ведь сам-то мой текст — и в этом я уверена — лучше другого русского перевода, потому что тот делали слишком быстро. Хотя бы поэтому.
Вы, кажется, не читали перевод «Росмэна»?
Нет. Я читала «Гарри Поттера» только по‑английски, и то на ходу. Но в какой-то момент начали выходить фильмы — так я узнала, как звучит перевод Оранского, Литвиновой и остальных. В принципе, я поняла, что такой перевод в кино меня устраивает, хотя фильмы мне не очень нравятся. Потом у «Росмэна» появились очень хорошие переводчики, но они стали заложниками перевода коллег: то есть не они придумали «Пуффендуй», который, на мой взгляд, ну очень странно звучит.
А с людьми из «Росмэна» вы не общались?
Нет, издатели меня ни видеть, ни слышать не хотели, они меня ненавидели.
Правда? А в чем это выражалось?
Мой муж мне рассказывал, что в «Росмэне» про меня говорили. Не то чтобы гадости, но из их слов становилось понятно, что меня знать нельзя и что я со своим переводом опустилась на самое дно, которое вообще существует. Что-то в этом духе. Поэтому даже если бы от них сбежали все переводчики, меня бы все равно не взяли.
Откуда такое отношение?
Потому что я была популярна в интернете. Потом правообладатели, агенты Роулинг, запретили мне выкладывать переводы — и я отдала сайт фанатам. Он до сих пор существует в каком-то виде, но я туда не захожу совсем.
У вас есть любимый герой?
У меня так не бывает. Много кто.
А вам надо как-то по особенному погружаться в персонажей, чтобы заговорить, как они?
У меня это происходит как-то само. Хотя, например, тот же самый Огрид говорит так, потому что я представляла свою школьную подругу — она медсестра в детской реанимации. Не полностью, конечно же, но что-то общее в них есть.
До переводческой работы какие у вас были любимые книги?
Ой, у меня очень много любимых книжек, и назвать самую-самую невозможно. Например, «Сага о Форсайтах» — даже не любимая, а какая-то особенная для меня книга. Я прочитала ее в 12 лет и потом перечитывала почти каждый год. Хотя на английском первая новелла совсем не произвела на меня впечатления. Меня очаровала именно работа переводчика. Долгое время очень нравился Набоков. Сейчас почему-то вдруг перестал. С «Мастером и Маргаритой» — то же самое.
«Гарри Поттер» сделал меня переводчиком, кем я родилась, — просто я об этом не знала. До меня дотронулись волшебной палочкой, и я пошла по своему пути.
С тех пор, как я стала переводчиком, я почти перестала быть читателем. Для себя я читала только по‑английски, потому что с текстом на русском у меня срабатывал рефлекс, и я начинала его мысленно редактировать. Так что в основном я читаю американскую, английскую литературу, и, как правило, всякую чушь, потому что перед сном.
А первую серьезную переводческую работу помните?
Да, «Эскмо» отдал мне на перевод The Volcano Lover Сьюзен Зонтаг. Я чувствовала такую ответственность, что закончила ее за четыре месяца. Книга была очень сложной, мне пришлось ее фактически переписать. Есть еще один перевод романа — так он звучит как чушь собачья. А я писала очень красиво. Каждый день подолгу сидела. Сын уходил в школу, муж — на работу, а я садилась за компьютер и сидела до самого вечера, а потом падала на диван.
Это было во время «Гарри Поттера»?
Вряд ли одновременно. На меня обратили внимание из-за «Гарри Поттера». Довольно известный в сфере человек, Макс Немцов, узнал обо мне и решил обратиться за помощью в переводе — получается, он и сделал меня настоящим переводчиком. Мы встречались в кафе, разговаривали очень долго про Роулинг, про книги в целом, про то и се. Я чувствовала себя случайно попавшей к святым и радовалась, что мне разрешили стать частью сообщества. А потом Макс дал мне книжку на перевод, — забыла, какую именно, вроде бы детектив — и она мне совсем не понравилась. Я честно об этом сказала. И тут Макс возликовал — сказал, что это была проверка и что на самом деле он собирался дать книгу Зонтаг. Ну, тут уже без разговоров — я, даже не читая, села переводить. В процессе уже выяснилось, что это очень тяжелая для перевода книга, но я все равно справилась. Правда, следующие книжки я все-таки сначала прочитывала.
Вы сейчас над чем-то работаете?
Нет. Я написала цикл рассказов в 2013 году, но потом появилось много дел, поэтому я только сейчас его дописала. Я хочу это где-нибудь издать. Пока не знаю, что из этого получится.
Вам сейчас больше хочется свое писать?
Мне давным-давно этого хотелось. Хотя, надо признать, работа над «Гарри Поттером» была не такая частая и не такая тяжелая, но я с удовольствием в свободное время занималась ерундой. Так что, может быть, я не такой уж и писатель. Хотя цикл рассказов всем очень нравится — я проверяла на разных людях.
Давайте вернемся к этой страшной истории с фанатами. Когда это началось?
Как только «Махаон» издал книгу с моим переводом, тогда и началось — и чем дальше, тем хуже. А перед пьесой («Гарри Поттер и проклятое дитя». — Esquire) совсем уже взбесились: собирали подписи под петицией, чтобы меня выкинули вон, а мне писали, чтобы я сдохла и что меня убьют. Писали, что за мной следят, а я в такое сразу верю.
Эти угрозы когда-то переходили в реальные действия?
Пока, слава Богу, нет. Может, кто-то и следил за мной, но я их не видела. Вспоминать это не люблю.
Вы из-за этого не боитесь выходить из дома?
Слава Богу, я все быстро забываю, поэтому не очень боюсь. Вот сейчас с вами поговорю и буду некоторое время бояться.
Очень страшно, что фанаты волшебного мира «Гарри Поттера» могут пожелать кому-то смерти.
Как-то у нас в последнее время это стало принято. Собственно говоря, многих хотят убить.
А почему вы все-таки взялись за пьесу, несмотря на угрозы и петиции? Почему вам это было важно, если былого интереса к «Гарри Поттеру» уже не было?
Из-за денег. Мне предложили сумму, которую другим переводчикам не предлагают — не постранично, а так, чтобы я согласилась. Можно сказать, «Гарри Поттер» как-будто сделал мне подарочек, чтобы я могла пожить спокойно. Поэтому, естественно, меня волновала судьба «Проклятого дитя». Потом в издательстве мне сказали, что и не думали брать кого-то другого — даже несмотря на петицию. Потому что книги с моим переводом покупались прекрасно, а это и есть показатель. Хотя, может, они это для меня придумали.
Вас вообще волнуют отзывы? Прислушиваетесь или стараетесь избегать негативных комментариев?
Был период, когда старалась избегать любых комментариев, потому что они так сильно на меня действовали, что мой перевод начинал казаться мне кошмарным. Хотелось, чтобы обо мне забыли и ничего не говорили. Потом это прошло, в том числе и потому, что всякие умные люди, которым я верила, сказали, что это глупость. Ведь есть редактор, издатели — и они, наверное, лучше понимают, что хорошо, а что плохо.
Не знаю, можно ли в отношении вас говорить о тщеславии, но вы гордитесь своей работой?
Кто захочет, конечно, может [говорить о тщеславии].
Мне про вас интересно. Как вы относитесь к своей работе?
Так, что издала бы новый вариант.
Переговоры с издателем по поводу переиздания книг как-то двигаются?
Пока издатель, который мне периодически звонит узнать, как я поживаю, терпеливо меня выслушивает и говорит, что они «вяло разговаривают с агентами на эту тему». Насколько это правда, я не знаю.
Как считаете, «Гарри Поттер» сделал вас счастливой или, наоборот, принес больше проблем?
Он сделал меня переводчиком, кем я родилась, — просто я об этом не знала. Так что в этой истории есть что-то волшебное. И за это я преклоняюсь перед «Гарри Поттером». До меня дотронулись волшебной палочкой, и я пошла по своему пути. Даже мой характер изменился. Я никому не завидовала, потому что занималась своим делом. А я хорошо помню, что бывало наоборот, когда я делала какую-то ерунду. Благодаря «Гарри Поттеру» я смогла стать настоящим переводчиком и, более того, стала писать сама — а об этом мне говорили с самого детства: ты у нас писатель.
«Гарри Поттер» вас чему-то научил? Сама книга, а не работа с ней.
Да. Я поверила, что магия существует.
Вы находите какие-то доказательства?
Да. Разумеется, магия устроена не так, как в книге — без волшебных палочек. Но она существует. Просто мы очень зажаты и не пользуемся ей. Это я чувствую.
Для Гарри Поттера 2005-й был очень насыщенным. Летом вышла шестая книга на английском. Три недели назад — на русском. И вот в четверг вышел четвертый фильм «Гарри Поттер и Кубок огня». И везде он («Гарри…») какой-то разный. У Роулинг — детектив, у нас в переводе — сказка, в фильме — драматический экшн. И каждый выбирает такого «Гарри…», которого лучше понимает.
Гарри Поттеру, прошедшему победоносным маршем по всему миру, у нас определенно не везет. Первые книги выпускали безо всякой рекламы, переводы подвергаются нещадной критике, и издательство уже не раз получало за них антипремии типа “Абзаца”, а теперь еще появилась русскоязычная конкурентка Таня Гроттер, отнявшая у англичанина ПОТТЕРА немало читателей. А переводчик первой книги Игорь ОРАНСКИЙ вообще утверждает, что тот “Гарри Поттер”, которого читают в России, – это не тот “Гарри Поттер”, которым зачитывается весь мир.
Harry Potter may be all the rage in Moscow’s movie theaters, but until last summer the young English wizard was virtually unknown in Russia. Mikhail Markotkin is the man responsible for bringing Potter to Russia. Chairman of ROSMAN, the largest children’s book publisher in the country, Markotkin is the publisher of the Harry Potter series in Russian.
